Не отлажено, не проверено, не прочитано тест-читателями. В общем, очень плохо.



***

Пусть время затекает в моё нутро медленно, аккуратно, будто раскалённое железо в литейную форму. Ибо истинной сталью остывает лиловая кровь мученика…

Что получится из умершего насильно человека? Что с ним станется, когда он возвратится? Какую боль он найдёт на планете, каким образом он сможет её претерпеть? Как он будет ловить плотоядные взгляды зевак, с какой мыслью решится встречать следующий день?

Я всегда прятался внутри смерти. Пятилетним ребёнком я был влюблён в покойника, разговаривал с ним, пытался развеселить его. Покоящиеся в земле люди грустны, подобно спящей тени ветвистого дерева. Наверное, им холодно в одиночестве, никто не желает делиться теплом с умершими. Мёртвые не убьют, не предадут, пусть с ними очень сложно говорить, но они, хотя бы, умеют слушать.

…Звуки, призывы, неистовые волнения. Непонятно, что побуждает человечество запереться в своём рабстве и не слышать ничего, выходящего за пределы голоса государя. Бывает, иногда рождаются, появляются на свет, снисходят из ниоткуда безумные пророки, но и они не имеют права слышать советы влюблённых сторонников.

«Где я? В каком мире я нахожусь?» – когда-то был задан мне наивный вопрос, как бы в ответ на гневную отповедь, вылетевшую из середины спинного мозга и вселившеюся в уста моего мешковатого аутентичного друга.

Это мысль. У меня ведь тоже есть друг. Для меня истинность дружбы измеряется временем и, быть может, потому мой единственный друг бессмертен.

Однажды я спросил у него, почему он стал таким. На что ****(ведь никому не интересно его настоящее имя?) ответил: «Я наказал себя. Когда-то я заставил кого-то отправиться в опасное и интересное путешествие неподготовленным. Я был уже давно готов совершить сиё паломничество, я стремился, ожидал. Но после этого происшествия мне стало совестно отправляться в путь… теперь я бессмертен и уже никогда не удовлетворю своё любопытство, не узнаю, что там, как это, где оно, не смогу немного отдохнуть от тяжёлой ответственности. Я привык, но как же я желаю…»

Великое дело – смерть. Обидно, если войдёшь в неё по незнанию, обидно, если погрузишься в неё, не оставив приметных следов. Но самое обидное – не найти её вовсе, хоть я и не понимаю, как такое кому-то удаётся.